Я очень долго не могла поймать ниточку, которая вела бы в глубь этого стихотворения. И вдруг случайно мне попалась на глаза старая игрушка-сувенир, раньше такие были очень популярны. Прозрачная полусфера заполнена какой-то жидкостью. На дне стоят маленькие домики, елочки, кустики. А в жидкости плавают снежники. Тряхнешь игрушку - они как от ветра взлетают вверх и медленно, плавно кружась, опускаются обратно.
И сразу сверкнула ассоциация. Плавное и медленное кружение первых строчек на самом деле так же обманчиво, как сон. Такое знакомое это ощущение, когда во сне пытаешься двигаться и не можешь. Вязкое сопротивление нарастает тем сильнее, чем больше его хочешь преодолеть. Как упругая пружина сжимаются строки. Ведь действительно, движение не умирает, а замирает. Звук с трудом проходит по проводам, натягивая их до звона. Диск телефона, сопротивляясь движению, хрипло скрипит. Слова столь накалены от напряжения, что расплавляют трубку. Судорожно вздрагивает мембрана, натянутая до предела.
И в следующих строках сжатая до предела, пружина внезапно распрямилась, и происходит мгновенная кристализация. Появляется, замурованная и недостижимая внутренность стекляной игрушки. Происходит стремительное отторжение, отдаление и уменьшение всего, что тяготило и сопротивлялось. Все слова говорят об этом. Судите сами: в кресле самолета не жизнь, а только ее малая толика, и уносится недостижимо далеко, туда, за облака. За холмами, безумно далеко, нереальная, как в сказке эта картинка. Вечная и неподвижная, как тот лес, на краю которого она находится. Сумрачный, влажный и плодородный лес. Такой лес служит источником жизни, но маленькая игрушка всего лишь на его краю, где-то сбоку. Она уже не часть леса, отделена от него все тем же стеклом. К ней не относится и в нее не проникает жизненная сила вековечного леса. И не город это, а городок, где тихо сумрачно и прохладно (смородиновый!). Застывший или умерший в стекле. Не большая Рыжая, а маленькая Рыженькая. И трогательно смешон маленький плюшевый медведь, которого она прижимает. Когда засыпают с плюшевым медведем, это знак грустного одиночества.
Вот он и нарисован маленький застывший в стекле мир. Тряхнешь, и сыплются, сыплются снежинки. Постоит и опять все замерло в ожидании...
Но, кажется, ожидание это бесполезно. Тревожащее и сопротивляющееся прошлое побеждено и спрятано. Уменьшено до размеров игрушки и надежно замуровано в стекляный шар. И возвращаться туда автору совсем не хочется,
Да и надо ли?