• "И обещала жизнь нам долгий-долгий день..." (1933—1937)
   
• "Предчувствие" (1937—1940)
   
• "В тоске тюремного безделья"
   
• "Обломанное дерево" (1940—1943)
   
• "Из года в год все те же нары" (1944—1946)
   
• "Еще смогу я вновь родиться" (1946—1947)
   
• "По старым и новым следам"
   
• "Последняя осень" (1947—1949)
   
• "Посвящения"
   
• "Поэмы"
   
• "Переводы"
   

И обещала жизнь нам долгий-долгий день...

ГИМН КОММУНЫ
"ЖИЗНЬ И ТРУД"

Боже, Боже, дай нам вместе
Жить, трудиться и страдать.
Чем дела любви безвестней,
Тем важнее их свершать.

Ах, разлейся, радость чистых
Светлых дум живой волной,
Заблуждений ненавистных
Жгучий яд собою смой!

Иль за тучами не ясны,
Не лазурны небеса?
Иль насильникам подвластны
Так и будем до конца?

Жизнь — высокое служенье,
А не хитрая игра.
Дай нам радость в униженьи,
Дай нам верить в Путь Добра!
1933

 ИЗ ЦИКЛА "ПЕСНИ О ЗЕМЛЕ"

1. ПРО ЛОПАТУ

Ни устали, ни удержу нам нету.
Мир застилает розовый туман,
А время провалилось, как монета,
Опущенная в прорванный карман.

Когда же занемеет поясница,
Расправлю спину, медленно очнусь
И перед тем, как снова позабыться,
Я солнцу благодарно улыбнусь.

2.

Последних лучей на пшеницу
Горячие блики легли.
Все чаще мигают зарницы,
Все громче раскаты вдали.

Я чту мировые порядки —
Нам труд, а природе — игра.
Пусть дождь порезвится на грядке,
А я отдохну до утра.

Свободный работник ли, раб ли,
Я сделал работу свою.
Стою, опираясь на грабли —
Собрался идти, а стою...

3. ПРО БЕЗВРЕМЕННО
ПОГИБШУЮ ФАСОЛЬ

С вечера никак не ждал я этой страсти, —
Вроде потеплело, как луна взошла.
И спокойно спал я, а проснулся — здрасте! —
За окном земля от инея бела.

Я во двор, а там вода замерзла в кадке.
Солнце же сияет, будто в простоте.
Я — бегом на грядки, обжигая пятки,
Но как в мокрых тряпках были грядки те.

Горе-огородник! Чтоб лишился сна я!
Чтоб мне не забыло сердце эту боль!
О моей беспечной глупости не зная,
Так мне доверялась юная фасоль!

4. ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ

Миную мостик, [водоем,
Кусты чертополоха...
Мне с миром хорошо вдвоем,
Да и с собой неплохо

Вон на горе стожок, гумно,
Какой-то человечек.
Я на него смотрю давно
Поверх сосновых свечек.

С закатным солнышком в окне
Игрушечный домочек,
А рядом — черточки свиней,
Теленочка комочек...

Как раз туда лежит мой путь,
И я боюсь, что можно
Всю эту прелесть как-нибудь
Смахнуть неосторожно.

Но великан я добрый, я
Не трону этот домик —
Пусть в нем живет его семья
И сам счастливый гномик.

(А должен вам сказать, друзья:
Счастливый гномик этот — я!)

5. ЗДЕСЬ

Все лето, как малые дети,
Орали в горах журавли,
А с гор на луга на рассвете
Молочные реки текли.

А что за луга здесь! Ну просто
Сплошные леса из травы! —
Будь хоть двухметрового роста,
Войдешь — не видать головы.

Здесь, за руки взявшись, на склонах
Березки ведут хоровод,
Здесь в ивовых кущах зеленых
Застенчиво речка поет.
Дурманят здесь запахи ночи,
А росы ее холодят;
Здесь звезды, как мудрые очи,
На нас с пониманьем глядят.

Как травы, как птицы, как дети —
Загробная жизнь не для нас! —
На этом мы счастливы свете,
Мы в вечности — здесь и сейчас.

6. ХЛЕБ

Велел ты ни рук, ни спины не жалеть,
Вспахать эту землю и щедро засеять,
И всходы полоть, и любовно лелеять
Колосья, пока не начнут тяжелеть.

Велел не жалеть материнских забот
От ранней весны до осенней прохлады.
И солнечной жатве, как празднику, рады
Мы, зная, что днем этим кормится год.

Кормилец, любимец, воспитанник наш!
В тебе наша жизнь, но в труде наше счастье.
За это радение в зной и в ненастье
Ты золотом зерен сторицей воздашь!

ВРОДЕ ЭПИТАФИИ

НА СТАРОМ МЕСТЕ

С тех пор я жалостно люблю
Чужой горящий мукой взор.
Его тоску, мольбу, укор,
Собачью преданность ловлю, —
И узнаю тоску мою,
Любви отвергнутой позор.

Луной печально освещен
Окна знакомого карниз.
Я снова здесь. В ночную высь
Оцепеневший взор вперен.
Я, скорбью лютой одурен,
Опять кричу: вернись! вернись!
1934

* * *
Любимая, не уходи!
Что смотришь, не мигая,
Как на врага? Ну, погляди —
Похож ли на врага я?

За грех ошибки роковой
Я уж с лихвой наказан.
Да и тебе угрюмый твой
Вид противопоказан.

Я пред тобой кристально чист!
Поверь же, — нет, не лгун я.
Пусть будет ясен и лучист
Твой светлый взор, колдунья!

Ну что вздыхаешь тяжело,
Молчишь? Давай мириться!
А то, что было, то прошло
И впредь не повторится.

Берешь назад свои слова,
Чтоб больше не совался?..
Да, да, я глупый, ты права...
Как я истосковался!

* * *
Сквозь мглу дождливого тумана
Смотрю я в мир, смотрю я вдаль,
Читаю древнюю скрижаль
Бессмыслицы или обмана.

Лежит уныло по ложбинам
Осенний сумрак рыжих трав.
Цепляться за холмы устав,
Туман спускается в долину.

Мертво и пасмурно. Но вдруг
Живительно, как откровенье,
Пробилось солнце, и в мгновенье
Преобразилось все вокруг!

И в этом блеске, взор слепящем,
Такой покой, такая тишь,
Что сердце, робкое, как мышь,
Боится биться в теле спящем...

***
Был я хмурый и усталый,
Был я выжатый, как губка.
На порог снежочек талый
Принесла ты мне, голубка.

Села бережно напротив,
Развернула вышиванье.
Я всегда ценил твой профиль,
Но и фас — очарованье!

Тараторишь без умолку
Про своих подруг, про Лидку,
А проворная иголка,
Знай, протягивает нитку.

И почти что не стесняясь,
Я подсаживаюсь рядом,
Оживаю, опьяняясь,
Отравляясь медом, ядом.

Ты не можешь от платочка
Глаз отвесть, склонилась низко.
А пылающая щечка
Так и жжет, и близко-близко!

Но внезапно резко встала,
На часы ты смотришь строго...
Завтра вновь снежочек талый
Принеси мне. Недотрога!

***
Свет виденья неземного,
Царь небесный. Дух святой!
Я, мятежный и пустой,
Пред Тобой с молитвой снова.

Осуди меня не строго! —
Я несчастен, в существе:
Так в бессонной голове
Тараканьих мыслей много.

Я наощупь в мрак бреду
Средь чернеющих проталин,
И покорен, и печален,
Словно кляча в поводу.

Ночь глухая. Бред в мозгу.
Мозг опутан паутиной.
И над смертною рутиной
Взор поднять я не могу.

***
В спокойствии широком отдыхает
Дорога. Спят поля и дальний лес.
Как благовест, плывет и потухает
Мерцающее марево небес.

Окрашены последними лучами
В багряно-изумрудные тона,
Березы с вдруг притихшими грачами
Поражены: такая тишина!

Как будто храм высокий и чудесный
Невидимо природой возведен.
Хор ангелов вверху толпою тесной
Поет с листа божественный канон.

А я — внизу, охваченный волненьем
Пред ликом умирающего дня,
Слежу за надвигающейся тенью,
Которая накроет и меня...

***
Спокойно-счастлив я:
Конечно, ты согласна!
И в мир рука моя
Уверенно и властно
Туда, где даль ясна,
Протянута широко,
И на тебя, жена,
Сияя, смотрит око.

Жена! Простое, но
Пленительное слово!
Победный клич оно
В борьбе за жизнь, основа
Того, чтобы века
Здесь жизнь не преходила.
Прощай, моя тоска!
Любовь, ты победила!
1935

***
Растет цветок в углу забытом
И глохнет средь травы густой.
И я живу в заботах быта
И зарастаю суетой.

Без ярких чувств, без мыслей новых,
Без слов правдивых и прямых,
Покорно ко всему готовый,
Жую я серых будней жмых.

У окружающих в неволе,
Принес я в жертву жизнь мою.
Так хочет Бог... А не Его ли
Я этим самым предаю?

... Цветочек тянется и вянет,
Не в силах выбиться из трав.
И сил былых уж у меня нет.
Я жил не так, я был неправ!

***
Проснулся, и закрытыми глазами
Смотрю во тьму, застывший без движенья.
Я одинок, смирен. Я свой экзамен
Не сдал... Но радостно мне униженье.

Впервые радостно. И сердце полно
От понимания своих пределов.
Во тьме уж не сверкают вспышки молний,
Но тьма предутренняя поредела.

Как жить теперь? — Идти легко и смело
За ложный круг изведанных безумий.
Чего желать? — Упорной воли к делу,
Нелживых слов, несуетных раздумий.

***
Объятый смутною тревогой,
Средь темной зелени полей
Иду я прежнею дорогой
И по следам минувших дней.

Вот это памятное место:
Холмы, ручей и спуск крутой.
Все как и прежде. Сердцу тесно.
"Давай передохнем. Постой."

(Теперь я не один, как прежде,
Полумальчишка озорной, —
Осуществив свои надежды,
Иду я под руку с женой.)

Минуя уголок заветный,
Я отвернулся поскорей —
Мне взор почудился ответный
Недавней юности моей.

Я задохнулся онемело,
Свело дыхание в груди.
Средь шелеста листвы несмелой
Был ясный шепот: "Уходи!"

ОКТЯБРЬ

Листья мертвы, на сосне
Только лишь хвоя живая.
Словно собака во сне,
Ветер скулит, подвывая.

Желтым лугам не в пример,
Черен клин вспаханной пашни
Зяблевый. Зябок и сер
День, словно позавчерашний

Вечер. Средь далей пустых,
Грустный, без дома, без родины,
Прячась в глухие кусты,
Бродит октябрь юродивый.

Галки, как тени, безмолвны.
Долгие, долгие сумерки.
Света последние волны
Таяли, тухли — и умерли.

***
Как высоко напряжены
Морозом взвинченные струны!
Среди белесой тишины
Один внимаю песне лунной. —

Нет, не один: над головой
В мерцаньи высоты бездонной
Мой Бог таинственно-живой,
За гранью мира затаенный.

***
Раскрыть глаза и взор возжечь,
Вперив его в немой простор,
И дать по жилам жизни течь
Рекой, сметающей затор.

На миг один я стану чужд
Себе, жене, друзьям и всем.
На миг я скину бремя нужд,
Чтоб вновь принять его затем.

Сверканье красочных картин,
Мороз, студящий потный лоб,
Залитый солнцем миг один,
Мгновенный солнечный потоп —

Затем опять — окно, стена,
Привычный круг обычных дел.
А ночь в окне темна, черна...
Но я — постиг! Но я — глядел!

***
Здесь мягкий свет и воздух теплый,
Здесь каждый нам сучок родной.
А в замороженные стекла
Глядят пришедшие за мной!
И я — в тоске, дрожащим телом
Прильнув к жене, смотрю в окно
Там тьма...А привиденья в белом
Воображение одно.

***
м.г.
Хоть живем недалеко мы,
Мы почти что незнакомы.
Но сегодня мне
Ты внезапно улыбнулась, —
И такая встрепенулась
Радость в глубине!

Эта радость сердце греет.
Предо мной твой образ реет,
Милый образ твой:
Тихий, милый, чистый, нежный,
Как раскрывшийся подснежник
Голубой весной.

И нашедший утешенье,
Принимаю я решенье
Победить тоску.
Ты мне ночью будешь сниться,
Я же слезы на ресницах
В ореол сотку.

* * *
Помню восходы, закаты,
Годы с тобой, как века...
Ах, до чего далека ты,
Милая, как далека!

Грустно мне жить одиноко.
Трудно в разлуке с тобой.
Взор мой в закрытые окна
Бьется, как в берег прибой.

Как одолеть эти дали?
Как у тебя побывать?
Милая, ну не беда ли —
Губы твои забывать?

...Может, и твой огонечек
Больше не светит в окне?
Может, меня ты не очень
Ждешь, не скучаешь по мне?

В мертвые черные окна
Смотрится город чужой...
Ах, до чего одиноко
Жить мне в разлуке с тобой!

* * *
Среди нагроможденья льдин,
Там, где застыла тьма немая,
Смиренный раб, я жил один,
Лишь гласу вечности внимая.

Но не хватило силы мне.
Я стал искать себе подругу.
И шел в морозной тишине
Все дальше к солнечному югу.

Пришел я в царство знойных ласк
И пряно дышащих растений,
Но .голова моя зашлась
От ядовитых испарений.

И вот, изведав душный плен
Страстей, и радостей, и горя,
Я получил за них взамен
Тоски необозримой море.

И вновь один, гляжу я вдаль,
На север простирая руки,
А ненасытная печаль
Мне горшие готовит муки.

* * *
Мучительное счастье новой песни,
Тоска еще неясного напева!
Он возникает где-то в поднебесье,
Он проникает в душу дерзко, смело,
И рушится привычек равновесье.

Испуганно, устало, отчужденно
Смотрю вокруг, застывший без движенья,
На круг забот и дел своих поденных,
На это карусельное круженье
Событий, дней, уж на смерть осужденных.

Спускается густой туман, и совы
Кричат в ночной тиши, глухой и серой.
А в сердце отпираются засовы,
Растет, растет сиянье новой веры,
И ноет обжигающее слово.

То скорбные ликующие звуки,
То песнь приговоренных к смертной казни —
Рыданья, стоны, слезы, лица, руки,
Удары грома... О великий праздник
Для душ, изведавших мирские муки!

ПРЕДВЕСЕННЕЕ

Земными радостями манят,
Своей доступностью дразня.
Но нет, они не одурманят,
Не совратят с пути меня!

В своей душе обвел я мелом
Черту вокруг безумных чувств, —
И мир, как лист бумаги белой,
Сурово холоден и пуст.

На нем ведет прямую строчку
Моя упорная стезя,
И провести не дома ночку
Мне, понимаете, нельзя.

Тяну я эту писанину
Не для того, чтоб быть в чести, —
Свой крест отца и семьянина
Хочу достойно пронести.

...Хоть и лошадке вот хотелось
Достойно провезти свой воз.
Ан стая воробьев слетелась
На свежевыпавший навоз!

***
И снег белей, и зори ярче,
И звезды больше раза в два.
Смелей, и радостней, и жарче
В душе неясные слова.

Кружит мне голову пьяняще
Их пенистый водоворот,
Как ослепительный, звенящий
Девичий хохот у ворот.

И нет той радости чудесней,
Когда из пены кружевной
Выходит трепетная песня,
Слепя красою неземной! —

Моя весна, моя невеста,
Моя заветная мечта!
И сердцу в клетке биться тесно,
И беспредельна высота.

* * *
Мите Пащенко
Тебя не знал. Зачем пришел ты,
Зачем понадобился мне?
Я видел цвет измены желтый
На призраке твоем во сне.

В твоей усмешке нагловатой
Я прочитал свой приговор,
Но лишь румянец виноватый —
Вот весь неловкий мой укор.

Как больно, одолев преграды,
За ними друга не найти,
Понять, что здесь тебе не рады
И повернуть на полпути.

Казалось: вот душа родная!
Но вновь отвергнутый, стою,
Как пес бездомный, проклиная
Собачью преданность мою.

НАШ КРАЙ

Простор земли, небес,
Свободный от оков.
Безлюдье этих мест,

Величье облаков
Захватывает дух
Недвижностью веков.

Здесь летом воздух сух.
Палящий солнца луч
Остервеняет мух.

И зноен и горюч
Поблекший небосвод
С каймой лиловых туч.

Но в светлых струях вод
Сверкающей Томи
Поплещешься, и вот

Уж меньше зной томит.
А только ляжет тень
И свет собой затмит,

И догоревший день
С остывшею зарей
Уйдет под ночи сень,

Невидимой струей
Все тело обольет
Прохлада и покой!

Но осень в свой черед
Идет: тайга в огне,
И журавлей отлет,

Трубящих в вышине,
И по утрам мороз,
И иней на стерне;

Сквозь золото берез
Сияют небеса —
Ни туч, ни бурь, ни гроз.

Полны грибов леса,
Исчезла мошкара.
Прощальная краса!

Унылая пора:
С тоскою серых туч
Угрюмый дождь с утра,

И даже солнца луч,
Прошедший сквозь завал
Нагроможденных круч,

Не тот, каким бывал.
Уже невдалеке
Последний перевал

К зиме. Вода в реке
Застыла. Меркнет даль.
Не суйся налегке

За дверь! — Мороз, как сталь,
Как голубой клинок,
Остер. Ему не жаль

Ни щек, ни рук, ни ног.
А ну, домой бегом! —
Мороз сибирский строг.

Встают дымы столбом
Над каждою из крыш.
Бело, мертво кругом.

Везде такая тишь!
Ни звука. Ты один,
Оцепенев, стоишь.

Иди же в дом, иди —
Простынешь, до беды
Недалеко, гляди!

Полгода держат льды
В безжалостных руках
Правления бразды.

Они внушают страх,
Но ты, брат, не робей:
Тираны терпят крах!

Вишь, ожил воробей —
Чирикает „чуть жив",
А прыгает, плебей!

Уж снег сошел. Межи
Полей опять видны
И зелень новой ржи.

Дыхание весны
Все глубже, все свежей
В безоблачные дни,

Но полоса дождей
Весенних подошла.
Тоска томит людей.

Безрадостная мгла
Окутывает май.
Все ждешь, а нет тепла...

Суров и дик наш край!

* * *
В чудесный полдень, тих как никогда, я
Сижу у притененного окна.
А девочка, жена моя, страдая,
Лежит, ребенком будущим больна.

Она на взрытой муками кровати,
Истерзанная, впала в забытье,
И аромат весенней благодати
Сквозь занавеску веет на нее.

И странно мне, и совестно, и больно
Смотреть на исхудавшее лицо
И ожидать беспомощно, безвольно,
Кем стану я — убийцей иль отцом?
26.4.1936

БАБЬЕ ЛЕТО

Закатился бы, молод и весел,
С плотогонами вниз по реке.
Видишь крылья искрящихся весел
Лодки-бабочки там вдалеке?

Не сидел бы, как бука, обижен
Одиночеством зябким в ночи.
Вишь, как светятся глазки у хижин?
Знать, и печи у баб горячи!

* * *
Н. Б.
Поет моя любовь к тебе.
Твоя мелодия звучит
Во сне, в бессонницу в ночи
И днем в разладе и борьбе. —

Какой борьбе! О, Боже мой,
Смиренье гложет, стыд гнетет,
А песня ширится, растет
Там, глубоко в груди немой.

Ночь. Спит ребенок, спит жена,
Невинным светится лицом...
А мне, хоть я и стал отцом,
С мечтою грешной не до сна.

Любим, люблю! В сияньи глаз
Провижу я любовь твою, —
Глаза смеются, жгут, поют,
Глаза пронзают грудь мою,

Поют, зовут: "Будь мой! Хоть раз
Упейся страстью пылких губ!
Давай уйдем с тобой в тайгу,
В глухую ночь, в мороз, в пургу.."

Ах, Боже мой, я весь в огне!
Рвусь пополам: любовь, семья, —
Жена, дитя...Но как же я
Предам доверившихся мне?

Пусть образ твой живет в душе
Сияньем глаз, улыбкой губ.
Я не уйду с тобой в тайгу —
Мне так любить нельзя уже.

Но песню о тебе — люблю,
Люблю всем пылом юных сил.
И с песней той любовь я слил,
И с ней я жизнь свою солью.

* * *
Опять февраль.
Опять голубеют холмы,
И снова снег
От ярких лучей заблистал.
И ты со мной.
И снова счастливы мы,
И воздух так
По-весеннему мягок и тал.

Мы первый раз
Гуляем с ребенком. Он,
Закутанный,
Лежит у моей груди,
Еще погружен
В почти беспрерывный сон,
Но уж открыт
Пред ним весь мир впереди.

А рядом ты,
Как девочка, вновь стройна,
Героем дня
И хорошей людской молвы
Идешь, смеясь.
Улыбаются люди нам
И воробьи
Приветствуют нас, как волхвы.

***
Мы лишь немного устали.
Я за любовь не боюсь —
Если мы снова расстались,
Значит, я снова вернусь.

Над покачнувшейся зыбкой
На материнских руках
Ты мне протянешь с улыбкой
То, что нетленно в веках, —

В пене пелен белоснежных
Дочечку, почечку, гроздь
Розовых пальчиков нежных,
Полупрозрачных насквозь;

Наши бессонные ночи,
Наш небосвод голубой,
Теплый живой колобочек,
Слепленный нами с тобой.

Это дышащее чудо
Я подержу не дыша,
И неизвестно откуда
В теле возьмется душа.

И осияет прозренье:
Счастье — любовь и семья.
И никогда подозренья
Мне не нашепчет змея.

И никогда вас не брошу,
Не отрекусь ни на час,
От дорогих и хороших
Женщин моих, а сейчас

Мы лишь устали, вращаясь
В тесном житейском кругу.
Я возвращусь. Возвращаюсь!
Больше без вас не могу!

* * *
Усталый с работы приду я домой,
И стук мой в окошко попросит: открой!

Впустив меня в дом, высока и статна,
С рук на руки дочь передаст мне жена,

Сама же начнет у плиты хлопотать,
А дочка со мной топотать-лопотать,

Таскать меня за нос, за волосы драть,
Посуду хватать — успевай убирать!,

Бояться "козы" и смеяться взахлеб,
Потом, наигравшись, капризничать, чтоб

Немножко похныкав, уснуть на груди...
И будет вся ночь у меня впереди!

Но скрипку настроит за печкой сверчок,
Дверь в сени закроет жена на крючок,

Зевнув, занавески задвинет в окне,
Разденется на ночь и ляжет ко мне.

Какой тут покой! Но на кой и уют,
Когда наши руки, сплетясь, запоют,

Забьются сердца горячо и темно,
И два наших тела сольются в одно

Единое тело...Но каждый в свое,
Очнувшись, мы с ней упадем забытье.

В какое она — не узнаю, а я —
Туда, где шум ветра и крик воронья,

Где в стынущей роще, заждавшись, грусти
Ревнивая Муза, что мне не простит,

Имея права на владение мной,
Работы для денег и счастья с женой.

ЛЕСНОЙ ПОЖАР

Я, когда первой страстью жар
Немой любви меня сжигал,
Ходил смотреть лесной пожар
За молчаливые луга.

Там лес горел, высокий лес,
Стволы с трепещущей листвой.
Огонь угас, и дым исчез,
И порослью прикорневой

С тех пор прошедшие года
Прикрыли, стерли черный след. —
Теперь как будто навсегда
Он канул в зелень новых лет.

...Я пережил пожар в крови.
Мне есть о чем скорбеть, грустить
Мечтая деревце любви
Из новой поросли взрастить.

* * *
Вокруг меня могучий мудрый лес,
Высокий мир божественных творении.
А я смотрю в безмолвие небес
И жду оттуда звездных озарении.

Дождаться прежде не хватало сил,
И мучаясь, но не желая сдаться,
Я снова ждал и снова приходил —
Заговорить, домучиться, дождаться.

Ночь, как дитя заботливая мать,
Укрыла чащу пеленой тумана.
Как грустно все на свете понимать
И принимать себя как графомана.

О как я не даю себя увлечь
Мечтам! Но этот камень преткновенья,
Надежда, что еще одно мгновенье,
Совсем немного, и польется речь...