УТРЕННИЙ ЭТЮД 

Каждое утро 
             к земле приближается солнце 
и, привстав на цыпочки, 
           кладет лобастую обветренную 
                                          голову на горизонт 
и смотрит на нас - 
           или печально, 
                или восхищенно, 
                    или торжественно. 
И от его близости земля обретает слово. 
И всякая тварь начинает слагать в звуки 
                              восхищение души своей. 
А неумеющие звучать 
дымятся синими туманами. 
А солнечные лучи 
                            начинаются с солнца 
и на лугах оканчиваются травой. 
Но счастливейшие из лучей, 
                                           коснувшись озер, 
принимают образ болотных лягушек, 
животных нежных и хрупких 
и до того безобразных видом своим, 
что вызывают в мыслях живущих 
ломкое благоговение. 
А лягушки и не догадываются, 
что они родня солнцу, 
и только глубоко веруют зорям, 
зорям утренним и вечерним. 
А еще бродят между трав, и осок, 
            и болотных лягушек 
человеческие мальчишки. 
И, как всякая поросль людская, 
отличны они от зверей и птиц 
воображением сердца. 
И оттого-то и возникает в пространстве 
между живущим и говорящим 
и безначальная боль, 
и бесконечное восхищение жизнью. 

РИСУНОК 

Лежали пашни под снегами... 
Казалось: детская рука 
нарисовала избы углем 
на гребне белого холма, 
полоску узкую зари 
от клюквы соком провела, 
снега мерцаньем оживила 
и тени синькой положила. 

ИЗ ДЕТСТВА 

Я полоскала небо в речке 
и на новой лыковой веревке 
развесила небо сушиться. 
А потом мы овечьи шубы 
с отцовской спины надели 
и сели 
         в телегу 
и с плугом 
поехали в поле сеять. 
Один ноги свесил с телеги 
и взбалтывал воздух, как сливки, 
а глаза другого глазели 
в тележьи щели, 
а колеса на оси, 
как петушьи очи, вертелись. 
Ну, а я посреди телеги, 
как в деревянной сказке сидела. 

ВЕСНА 

Босоногая роща 
всплеснула руками 
и разогнала грачей из гнезд. 
И природа, 
по последнему слову техники, 
тонколиственные приборы 
расставила у берез, 
а прохожий сказал о них, 
низко склоняясь: 
"Тише, пожалуйста, - 
это подснежники..." 

В авоське лук торчит 
зелеными стрелами, 
волшебное творенье 
                                дождей, 
                                           лучей 
и почв, теплынью напоенных. 
Приятен лук весной 
земными новостями. 

Отходит равнодушие от сердца, 
когда посмотришь на березовые 
                                                     листья, 
что почку открывают 
в середине мая. 
К младенчеству весны 
с любовью припадая, 
ты голову к ветвям склоняешь, 
и в этот миг 
походит на рассвет - 
бурею битое, 
грозою мытое, 
жаждой опаленное 
твое лицо, 
мой современник нежный.

МОЙ ИНСТИТУТ

Тверской бульвар...
Оленьими рогами
растут заснеженные тополя,
сад Герцена, засыпанный снегами;
за легкими пуховыми ветвями
желтеет старый дом,
и греют тлеющим огнем
зажженные большие стекла.
И я сама - 
торжественность и тишина - 
перед засвеченным стою окном:
в окне прошел седеющий Асеев,
на нервном, как ковыль, лице
морские гавани
нестылых глаз
теплом нахлынули
на снежные покои.
Мы знаем вас,
друг молодости нашей,
чистосердечность вашего стиха
и бескорыстность светлую в поэзии.
Вот юноша поэт,
и, словно раненая птица,
косой пробор
распахнутым крчлом
на лоб задумчивый ложится,
трагедию войны сокрыв.
По лестнице идет другой,
рассеянный и молчаливый,
он знает финские заливы,
мечтательный и верный воин
и грустный, как заря, певец.

Пуховый ветер над Москвой...
Но лебеди покинут белый дом,
последний крик 
с плывущих облаков
прощальной песней 
ляжет на крыльцо.
(Январь 1941 г.)

Дела наши, что сделаны нами, -
                                             огромного роста.
Липа и кедр городам по колено,
а ладони у нас, как кленовые листья,
                                           тонки и малы, -
на ладонь не уместишь кирпич.
И вот у таких-то
                           слабых и хрупких,
не вырастающих и до половины дерева,
из-под рук поднимаются многоэтажные 
                                                              здания,
протягиваются километровые мосты.
И пальцы, умеющие отделять лепестки цветов,
рассекают каменные горы.